Первые шаги на пути криминализации деяний, напоминающих современные преступления в сфере кредитования, можно найти в таком памятнике древнерусского права как Русской Правде, в которой длительное невозвращение долга уже рассматривалось как преступление (наказание было в виде штрафа). Тема преступлений в области кредитных отношений в историческом аспекте представляет собой интерес, в первую очередь, как исследование явлений гражданско-правового характера. В связи с тем, что получение кредитов, ссуд, займов и т. д., а также ответственность должников (не связанная с установленной несостоятельностью) большей частью регулировались нормами не уголовного законодательства, необходимо уделить некоторое внимание нормам о мошенничестве, обмане кредиторов при наличии долгов, банкротстве.
В памятниках уголовного права мы не находим преступлений, которые названы в действующем Уголовном кодексе как «незаконное получение кредита» и «злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности». Тем не менее анализ уголовного (и не только) законодательства прошлого позволяет с уверенностью сказать, что уже тогда в обществе существовало осознание необходимости криминализации деяний, напоминающих преступления, предусмотренные ст. 176 и 177 действующего уголовного закона.
В истории отечественного права уже в самый ранний период в государствах, находившихся на территории России, существовали нормы, которые по своему характеру скорее были нормами гражданского права, регулировавшими отношения предоставления ссуд, займов и т. д. На европейской части страны применялись законы Моисея, шариат, христианское каноническое право. Эти сборники норм также регулировали некоторые вопросы предоставления ссуд, займов, ответственности должников, что позволяло на тот период развиваться экономической жизни.
Возникновение Древнерусского государства (IX—XII вв.) сопровождалось формированием древнерусского феодального права. Как всякое феодальное право оно было правом-привилегией, т. е. закон прямо предусматривал неравноправие людей, принадлежавших к разным социальным группам, что было ярко выражено в отношении и заемщиков, и недобросовестных должников. Древнерусское законодательство знало довольно развитую систему норм, регулирующих имущественные отношения. Обязательства возникали из причинения вреда и из договоров. И преступления, и гражданско-правовые деликты существовали как самостоятельные правовые институты. Иногда гражданская ответственность дополняла уголовную. Для древнерусского обязательственного права характерно обращение взыскания не только на имущество, но и на саму личность должника .
В важнейшем памятнике древнерусского права Русской Правде наиболее полно был регламентирован договор займа . В Русской Правде (краткой редакции, текст по Академическому списку) имеется указание и на ответственность в случае невыполнения условий займа: «если где будет иск к кому-либо об уплате займа, то идти ему на судебное разбирательство при двенадцати свидетелях. И если окажется, что должник злонамеренно не отдавал его деньги, как следовало по условию, то с него взыскивается три гривны штрафа» .
В пространной редакции Русской Правды (текст по Троицкому списку) имеется указание, что «если заимодавец потребует уплаты долга, а должник начнет отпираться, то заимодавец обязан представить свидетелей, которые пойдут к присяге, и тогда он полуже не дал ему кун за много лет, то платити ему за обиду (преступление) три гривны».
Последствия для «купца, взявшего товар или деньги в кредит, которые он или пропьет, или проиграет, или испортит по глупости», таковы, что «доверители поступают с ним как им угодно; хотят — ждут, хотят — продадут в рабство, на то их воля» .
Среди имущественных преступлений наибольшее внимание Русская Правда уделяет краже (татьбе). Упоминаний об обманном завладении чужим имуществом очень мало и то в связи с отношениями только торговыми. «Если кто многим будет должен, а купец, приехавший из другого города или из другой земли, не зная про то, поверит ему товар, — а тот будет не в состоянии и с ним расплатиться за товар, да и первые заимодавцы также станут требовать уплаты долгов, не давая взаймы для уплаты гостю, в таком случае вести должника на торг и продать, причем наперед выплатить долг пришельца, а остаток поделить между своими местными заимодавцами...» . Кроме этих норм в Пространной редакции есть нормы за такие случаи обмана и злоупотребления доверием, как длительное невозвращение долга (ст. 47), получение путем обмана денег, сопряженное с сокрытием в другой земле, при этом человек, совершивший такое деяние, не мог пользоваться доверием, так же, как и вор (тать) .
Очень часто в некоторые списки Правды попадали так называемые «бродячие» статьи. Так, в одном списке Правды XV в. помещена статья о человеке, обманом, под предлогом какого-либо предприятия или поручения, выманившем у кого-либо деньги («полгав куны у людей»18) и убежавшем в чужую землю. Однако такое преступление приравнивалось по презумпции к татьбе.
Право Руси периода феодальной раздробленности (XII— XIV вв.) в контексте рассматриваемой темы представляет интерес в связи с существованием Новгородской и Псковской феодальных республик. Так, Псковская судная грамота восполняла существенные пробелы в области гражданского права, в том числе и в области предоставления ссуд, займов, ответственности должников, что определялось развитием товарно-денежных отношений и обусловило достаточно высокий уровень обязательственного права. Серьезное внимание уделялось способам обеспечения исполнения обязательства. В той же Псковской судной грамоте достаточно много места отведено поручительству и залогу.
Что же касается периода образования Русского централизованного государства и его правовой системы (XIV — начало XVI в.), то здесь важно изучить Судебник 1497 г., так как он внес единообразие в судебную практику русского государства. Хотя в нем, например, о займе говорила лишь одна статья, предусматривавшая, подобно Русской Правде, ответственность купца в случае потери, растраты заемного имущества. Должник по-разному отвечал в зависимости от отсутствия или наличия злой воли. Неуплата долга в результате несчастного случая («утеряет товар бесхитростно, истонет, или зго-рить, или рать возьметь») влекла лишь обязанность возвратить долг — в рассрочку и без процентов. Если же неуплата проистекала по вине должника («пропиет или иным каким безумием погубит товар»), Судебник безальтернативно предписывал лишить виновного свободы и отдать истцу в холопы до отработки долга . Это положение получило развитие в последующем законодательстве.
Судебник 1550 г. представлял собой новую редакцию Судебника 1497 г. Именно в Судебнике 1550 г. Ивана Грозного, в ст. 58, впервые появляется термин «мошенник» («А мошенника та же казнь, что и татю»). И.Я. Фойницкий трактовал это как карманную кражу (от слова мошна — кошелек) . Большинство исследователей считают, что именно ст. 58 Судебника 1550 г. впервые проводит различие между татьбой (кражей) и мошенничеством, в частности, М. В. Владимирский-Буданов . Действительно, в этой же статье наряду с мошенником упоминается «оманщик», то есть обманщик. («А кто на оманщике взыщет и доведут на него, ино у ищен как пропал. А оманщика, как его приведут, ино его биты кнутьем»).
Соборное Уложение 1649 г., стремясь облегчить положение должников (особенно дворян), запретило взыскивать проценты по займу, считая, что таковой должен быть безвозмездным. Исковая давность по займу устанавливалась в 15 лет, частичная уплата долга прерывала течение давности. Способами обеспечения исполнения договоров были поручительство и залог. В законе имелись подробные описания различных составов преступлений, в том числе имущественных, где речь идет и о наказуемости нарушений кредиторских обязательств. Выделяя такого рода деяния в качестве преступных. Соборное Уложение содержало нормы, посвященные вопросам процессуального характера, а также вопросам гражданско-правовой и административной ответственности.
Соборное Уложение 1649 г. так же, как и Судебник 1550 г. предусматривало, что мошенникам «чинить тот указ, что указано чинить татям за первую татьбу».
Статья 206 главы 10 Соборного Уложения без существенных изменений воспроизвела карательную часть указанной выше ст. 55 Судебника 1497 г.: «А будет кто у кого возмет денег взаймы, или чего-нибудь для торговли, и тот долг истеряет своим безумием, пропьет, или проворует каким-нибудь обычаем, а сыщется про то допряма, а окупитися ему будет нечем, и его отдать исцу головою до искупу же». При анализе данной нормы, с точки зрения сегодняшнего дня, прежде всего, обращают на себя внимание несколько обстоятельств: должник нес личную ответственность за невозрат долга, причем она наступала и в том случае, если заем был сделан весьма суровой санкцией, которая помимо ограничения личной свободы должника позволяла некоторым образом компенсировать материальные потери кредитора и могла быть реализована независимо от того, каково имущественное положение первого; при решении вопроса об ответственности не играл роли размер непогашенного долга.
Нам недоступны статистические данные, позволяющие сделать вывод об эффективности применения рассматриваемой нормы российскими судами, однако теоретический анализ дает основание утверждать следующее. Эта норма гарантировала защиту кредитору, невзирая на отношение (прямой или косвенный умысел, а равно легкомыслие или небрежность) нерадивого должника к утрате взятых в долг средств; она стимулировала должника к тому, чтобы тот использовал для погашения долга все имеющиеся в его распоряжении возможности, в том числе укрытое от кредитора и иных лиц имущество; подобная норма заключала в себе большой предупредительный потенциал, ибо должник не мог отговориться неблагоприятно сложившимися условиями на рынке, отсутствием у него средств, необходимых для погашения долга, и прочее. — его ответственность была неотвратима.
Особенно важным представляется обращение к российскому уголовному законодательству времен судебной реформы XIX в., которая позволила создать одну из самых прогрессивных судебных систем. В середине XIX в., когда действовало множество других нормативных актов, законодателю удалось определиться с основными видами преступлений и отразить их сначала в Своде законов Российской империи, а затем в более совершенной форме — в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных.
Исследование законодательства этого периода времени целесообразно проводить с рассмотрения понятия мошенничества, которое уже было дано в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., так как фактически при незаконном получении кредита в смысле ст. 176 УК РФ 1996 г. используются мошеннический обман и злоупотребление доверием. Мошенничеством по данному Уложению признавалось всякое посредством какого-либо обмана учиненное похищение чужих вещей, денег или иного имущества (ст. 1665). По ст. 173 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, подлежали наказанию и те, кто выманит у кого-либо деньги или вещи через сообщение ложных известий или под видом выгодных предприятий, мнимых расходов по какому-либо Делу, благотворительных приношений или иным мошенническим образом. В этот же документ была включена ст. 176-1, содержащая следующую норму: «Лица, заведомо имевшие какие-либо способы к удовлетворению своих кредиторов, но умышленно не объявившие об этом суду или полиции в случаях и порядке, определенных правилами гражданского судопроизводства, а также сделавшие при сем объявлении ложные показания, хотя бы от этого и не последовало ущерба, подвергаются: заключению в тюрьму от одного до восьми месяцев» . Содержание данной статьи актуально и сегодня.
Конструкция данной нормы такова, что доказывание объективной и субъективной сторон преступления не представляет серьезных трудностей (поскольку опирается на формализованные и, как правило, должным образом документируемые процедуры административного и гражданского процесса). Представляется, что законодателю удалось ухватить в цепи злонамеренных действий должника существенное звено и это позволяло правоприменителю делать объективный вывод о необходимости привлечения к ответственности. Эффективность нормы повышало и то обстоятельство, что защита кредитора начиналась не на стадии исполнения судебного решения. а в более ранний период, на стадиях судебного и даже досудебного рассмотрения жалобы в отношении должника. По мнению П. А. Скобликова, эта правовая конструкция (с необходимыми коррективами) может быть воспринята и современным законодательством .
В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в редакции 1885 г. имелись также нормы о злоупотреблении доверием (не доверчивостью); в первом случае имеет место юридическое отношение с определенным содержанием, вытекающим из прав и обязанностей одного лица к имуществу другого; во втором же случае — фактическое, определяемое чисто субъективным моментом — личным доверием одного лица другому. Наряду с нормами о мошенничестве и ответственности должников они носили крайне дробный, казуистический характер (их было более 40), их признаки определялись недостаточно ясно и не всегда четко были выделены из составов других преступлений.
Показательна в рассматриваемом нами аспекте ст. 611, где в п. 2 установлена ответственность за побуждение к вступлению в невыгодную сделку или к иному по имуществу распоряжению посредством лживых обещаний и уловок, если виновный воспользовался для этого отсутствием у потерпевшего ясного понимания свойств и значения таких сделок или распоряжения и действовал с целью доставить себе имущественную выгоду. Эти действия в теории уголовного права входили в группу преступлений, которые называли договорными обманами, для наличия состава такого преступления требовалось: 1) оформление договора в письменную форму; 2) объектом могло быть как движимое, так и недвижимое имущество; 3) преступление признавалось оконченным с момента получения имущества или права на него .
Один из видов договорного обмана, предусмотренный Уложением о наказаниях в ст. 1705, — противозаконный залог имения вымышленного, чужого, заложенного или состоящего под запрещением, секвестром или опекою, с сокрытием этого.
Главы Уголовного Уложения 1903 г., посвященные преступлениям против собственности, не были введены в действие. Говоря об этих двух исторических документах (Уложении о наказаниях и Уголовном Уложении), необходимо отметить, что в обоих документах под мошенничеством понималось противозаконное приобретение чужого имущества посредством такого обмана в фактах, который вызывал в передавшем имущество ошибочное представление об обязательности или выгодности для него такой передачи. Не всякий обман признавался мошенническим, а только тот, на который мог попасться человек, не отличающийся легковерием и легкомыслием. Ученые того времени полагали, что определение мошенничества, данное в ст. 1665 Уложения о наказаниях, было узким и неправильным, считая, что использование в характеристике мошенничества термина «похищение» неуместно, так как при мошенничестве вещь передается добровольно потерпевшим, а не похищается у него. Узкий взгляд на природу мошенничества заставил законодателя выделить из него в самостоятельную группу «обманы для побуждения к даче обязательств».
С позиции современного законодательства нас больше всего интересуют: глава 31 «О необъявлении о находке, присвоении чужого имущества и злоупотреблении доверием»; глава 33 «О мошенничестве»; глава 34 «О банкротстве, ростовщичестве и иных случаях наказуемой недобросовестности по имуществу».
Уголовное Уложение 1903 г. относило к мошенничеству (ст. 591). помимо прочего, похищение посредством обмана чужого движимого имущества с целью присвоения; побуждение посредством обмана, с целью доставить себе или другому имущественную выгоду, к уступке права по имуществу или к вступлению в иную невыгодную сделку по имуществу.
Центральным признаком понятия мошенничества вновь был признан обман, под которым понималось сознательное и умышленное искажение истины для введения другого в заблуждение, для обольщения его (Н. С. Таганцев) . Признаками мошеннического обмана признавались: заведомое искажение фактов, т. е. явлений настоящего или прошедшего; мошеннический обман должен касаться настолько существенных фактов, чтобы вызвать у обманываемого представление об обязательности или выгодности для него передачи виновному известного имущества.
Поэтому ложные обещания, «обольщение будущим» ни теория, ни практика того времени не признавала мошенничеством. Формы мошенничества могли быть различны: устная, письменная, путем печати, посредством известных знаков или так называемых конклюдентных действий, то есть действий, приводящих к ошибочному заключению и равносильных словам. Для состава мошенничества приобретение имущества виновным должно быть противозаконным, т. е. виновный не должен иметь права на это имущество.
Уголовное Уложение 1903 г. в ст. 605 давало довольно полный перечень этих деяний; Уложение о наказаниях в различных местах упоминало лишь некоторые из них. К ним относились, среди прочих: неисполнение обязанностей должника по отношению к его кредиторам (ст. 599-604 Уг. Ул.); сокрытие способов удовлетворения кредиторов, например, необъявление их суду (ст. 606 У г. Ул.; ст. 1700-1 Ул. о нак.. ст.176-1 Ус. о нак.); противозаконное распоряжение своим имуществом, во вред кредиторам (обесценение или отчуждение недвижимого имущества, состоящего в залоге, похищение, сокрытие, отчуждение или отдача в заклад заложенного или арестованного движимого имущества и пр.) (ст. 607 Уг. Ул.). Таким образом, эти нормы были фактически разновидностями уклонения от исполнения гражданских обязанностей должником. Деяния, предусматривавшиеся в этих нормах, частично сходны с теми, которые сейчас считаются наказуемыми по статье за злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности Уголовного кодекса РФ 1996 г.
Важно подчеркнуть, что, как и Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (ст. 176-1), Уголовное Уложение (ст. 606) предусматривало случаи недобросовестности должника, в несостоятельность не впавшего, во вред своим кредиторам, которыми уже предъявлен против него иск.
Кстати, в 1912 г. произошло два скандальных банкротства, в связи с чем Министерство финансов заявило, что «часто банкирские заведения открываются исключительно с целью недобросовестного обогащения за счет клиентов».
Довольно показательна, в контексте исторического анализа ч. 2 ст. 176 УК РФ 1996 г., глава 31 Уголовного Уложения. В ст. 579 этой главы предусматривалась ответственность за использование капиталов, полученных от правительства на нужды предприятий, вопреки целям, на которые они были предназначены, а также за использование таких капиталов вопреки их назначению и не на потребности предприятия. Субъектами этих преступлений являлись заведующие и управляющие делами кредитных установлений, обществами взаимного страхования, товариществами на паях и акционерных обществ. Кстати, для наступления уголовной ответственности не требовалось причинения фактического вреда. Эти суждения совершенно органично вписываются в научную дискуссию настоящего времени о применении признака «крупного ущерба» в составах преступлений, предусмотренных ст. 176 УК РФ 1996 .
В этот период были распространены и злоупотребления, обусловленные совмещением государственной службы с участием в акционерных компаниях. С 1860 г. совместительство из отдельно встречающихся фактов переросло чуть ли не в повсеместное дело. Так, высшие чиновники Министерства финансов приглашались в учредители за будущую возможность получать кредиты Госбанка.
Советское уголовное законодательство с первых лет своего существования пошло по пути значительного сужения возможных сфер частнопредпринимательской деятельности. Не было специальных норм, направленных на обеспечение подобающего поведения Должников. Однако справедливости ради надо признать, что в советскую эпоху в подобных нормах не было сколько-нибудь заметной надобности.
Что же касается, например, понятия мошенничества, то в Уголовном кодексе 1922 г. ответственность за него предусматривалась в ст. 187. Под мошенничеством подразумевалось получение с корыстной целью имущества или права на имущество посредством злоупотребления доверием или обмана. Обманом считалось как сообщение ложных сведений, так и заведомое сокрытие обстоятельств, сообщение о которых было обязательно.
В Уголовном кодексе 1926 г. по сравнению с УК 1922 г. существенно изменился состав мошенничества. Оно определялось как злоупотребление доверием или обман для получения имущества или права на имущество или иных личных выгод (ст. 169 УК). Выдвижение на первый план в определении мошенничества злоупотребления доверием было вызвано тем. что УК 1926 г., преследуя мошенничество, прежде всего, имел в виду «борьбу с эксплуатацией неопытности, доверчивости и т. п., поскольку от такой эксплуатации необходимо усиленно охранять массы трудящихся, особенно же более культурно-отсталые слои крестьянства». И это было сделано несмотря на то, что в теории уголовного права злоупотребление доверием считалось совершенно самостоятельным преступлением и отличалось от мошенничества, между прочим, отсутствием обмана.
Экономическая реформа не могла не привести к существенному изменению уголовно-правовых норм, действующих в экономической сфере. Нормы эти адаптируются к новым условиям экономической жизни постепенно. Система хозяйственных преступлений в уголовном праве России находится в стадии становления, ее состояние остается нестабильным. Вместе с тем нельзя не отметить, что первые шаги по созданию нового «хозяйственного уголовного права» уже сделаны. Новая система хозяйственных преступлений в целостном виде закреплена в действующем УК РФ. Дальнейшее развитие этих норм возможно уже путем эволюционного совершенствования законодательства, его улучшения.
Кредитная система России функционирует неэффективно, что становится совершенно очевидным при изучении хотя бы двух параметров: цена кредита в России значительно выше, чем в странах с развитой рыночной экономикой; кредитные ресурсы недоступны для нормального бизнеса, ориентированн
Необычайное распространение в начале 1990-х гг. практики невозвращения кредитов; нецелевого использования бюджетных средств; невозвращения выданных кредитных средств, не связанных с их незаконным завладением обусловило включение в Проект Уголовного кодекса Российской Федерации норм о незаконном получении кредита и злостном уклонении от погашения кредиторской задолженности, поскольку зачастую в возбуждении уголовного дела отказывалось и кредиторам предлагалось защищать свои права в гражданско-правовом порядке, что не давало должного эффекта. Содержание ст. 177 УК РФ свидетельствует о том, что при ее конструировании в определенной степени был учтен положительный и отрицательный исторический опыт создания и реализации соответствующих статей УК РСФСР 1922 и 1926 годов. Реализация исторического опыта в современных условиях должна происходить в следующих направлениях: а) формирование минимального перечня условий, при которых уклонение следует квалифицировать как злостное; б) введение в статью 177 УК РФ части второй с соответствующими квалифицирующими признаками; в) утверждение правила суммирования отдельных видов кредиторских задолженностей.
Т.о., что формы и виды криминальных проявлений в современной финансово-кредитной сфере России не являются принципиально новыми. Уголовная ответственность за незаконное получение кредита и злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности была впервые установлена в Уголовном кодексе РФ.
|
обратная связь
